|
|
Строка 3: |
Строка 3: |
| <br> | | <br> |
| | | |
- | 10<br>Пора детства не отягощена опытом и потому в мыслях и действиях своих бывает до наивности непосредственна. Она уверена, что добро должно порождать только добро и причём сразу, незамедлительно. Олег выстукал на машинке письмо, которое доказывало, что мой отец не погиб... «Вот сейчас покажу его маме, — думал я по дороге домой, — и она успокоится». Впопыхах я забыл, что письмо это могло стать желанной вестью и облегчением лишь по сравнению с истиной, о которой мама не знала. В те далёкие одиннадцать лет я любил мысленно ставить других на своё место и легко предсказывать таким образом чужие поступки, не сознавая, что на своём месте могу быть только я сам.<br> | + | 10<br>Пора детства не отягощена опытом и потому в мыслях и действиях своих бывает до наивности непосредственна. Она уверена, что добро должно порождать только добро и причём сразу, незамедлительно. Олег выстукал на машинке письмо, которое доказывало, что мой отец не погиб... «Вот сейчас покажу его маме, — думал я по дороге домой, — и она успокоится». Впопыхах я забыл, что письмо это могло стать желанной вестью и облегчением лишь по сравнению с истиной, о которой мама не знала. В те далёкие одиннадцать лет я любил мысленно ставить других на своё место и легко предсказывать таким образом чужие поступки, не сознавая, что на своём месте могу быть только я сам.<br> |
| | | |
- | Я скрывал от мамы извещение, пришедшее из Москвы, но свой предстоящий разговор строил так, будто она, как и я, обо всём уже знала. | + | Я скрывал от мамы извещение, пришедшее из Москвы, но свой предстоящий разговор строил так, будто она, как и я, обо всём уже знала. |
| | | |
- | <br>«...Легко раненный попал к партизанам, в такие места, откуда писать невозможно», — напечатал Олег. Это было радостью на фоне слов «пропал без вести». Но ведь мама этих слов не читала. Я завернул на почту. По-прежнему я заходил туда каждый день, почти каждый день девушка с прозрачными пальцами говорила мне, что найдёт другую работу. И ещё повторяла: «Треугольные письма люблю, а конвертов... боюсь. Особенно если тонкие и со штампом. Почему именно я должна их вручать? »<br> | + | <br>«...Легко раненный попал к партизанам, в такие места, откуда писать невозможно», — напечатал Олег. Это было радостью на фоне слов «пропал без вести». Но ведь мама этих слов не читала. Я завернул на почту. По-прежнему я заходил туда каждый день, почти каждый день девушка с прозрачными пальцами говорила мне, что найдёт другую работу. И ещё повторяла: «Треугольные письма люблю, а конвертов... боюсь. Особенно если тонкие и со штампом. Почему именно я должна их вручать? »<br> |
| | | |
- | — Война — время писем, — сказал однажды Подкидыш. — Она всех раскидала в стороны. И люди пишут друг другу, как никогда. Разлучает, объединяет... — медленно повторил он свою старую мысль про войну.<br> | + | — Война — время писем, — сказал однажды Подкидыш. — Она всех раскидала в стороны. И люди пишут друг другу, как никогда. Разлучает, объединяет... — медленно повторил он свою старую мысль про войну.<br> |
| | | |
- | На почте никого не было: весь город в это время работал. Увидев меня, девушка вскочила, и лицо её исчезло из окошка, скрылось за непроницаемо-матовым стеклом. Но я заметил, что рука в окошке что-то схватила со стола. А потом девушка выбежала из-за перегородки прямо ко мне.<br>— Треугольное письмо! — возбуждённо кричала она на ходу, желая, чтоб я поскорей об этом услышал. — Треугольное... Значит, от него самого!<br> | + | На почте никого не было: весь город в это время работал. Увидев меня, девушка вскочила, и лицо её исчезло из окошка, скрылось за непроницаемо-матовым стеклом. Но я заметил, что рука в окошке что-то схватила со стола. А потом девушка выбежала из-за перегородки прямо ко мне.<br>— Треугольное письмо! — возбуждённо кричала она на ходу, желая, чтоб я поскорей об этом услышал. — Треугольное... Значит, от него самого!<br> |
| | | |
- | Я выхватил бумажный треугольник из её тонких ледяных пальцев. Торопливо развернул его... Щёки у девушки остались такими же бледными, но глаза, казалось, в то мгновение их освещали.<br> | + | Я выхватил бумажный треугольник из её тонких ледяных пальцев. Торопливо развернул его... Щёки у девушки остались такими же бледными, но глаза, казалось, в то мгновение их освещали.<br> |
| | | |
- | «Уважаемая Екатерина Андреевна, — прочитал я. — Пишет вам фронтовой друг вашего мужа Алексея Алексеевича Тихомирова. Он дал мне ваш адрес и просил, если что, сообщить. Вот я и выполняю... Муж ваш, Алексей Тихомиров, геройски сражался с врагами и остался на поле боя...»<br>— Что с тобой? — услышал я голос девушки. — Что с тобой?!<br> | + | «Уважаемая Екатерина Андреевна, — прочитал я. — Пишет вам фронтовой друг вашего мужа Алексея Алексеевича Тихомирова. Он дал мне ваш адрес и просил, если что, сообщить. Вот я и выполняю... Муж ваш, Алексей Тихомиров, геройски сражался с врагами и остался на поле боя...»<br>— Что с тобой? — услышал я голос девушки. — Что с тобой?!<br> |
| | | |
- | Я вернулся к Олегу... Кузьмы Петровича уже не было. Сёстры возились за дощатым забором, окружавшим тахту. Олег прочитал... Нос его сморщился, как от яркого света.<br>— Думай о матери, — сказал он. И больше не произнёс ни одного слова.<br> | + | Я вернулся к Олегу... Кузьмы Петровича уже не было. Сёстры возились за дощатым забором, окружавшим тахту. Олег прочитал... Нос его сморщился, как от яркого света.<br>— Думай о матери, — сказал он. И больше не произнёс ни одного слова.<br> |
| | | |
- | Он хотел спрятать бумажный треугольник туда же, на дно ящика, под газеты. Но я возразил:<br>— Пусть будет со мной. Всегда... Если бы отпороть подкладку и зашить его прямо внутрь, в куртку, а? Я только в ней хожу... Даже сплю, когда в бараке не топят. Зашей... Ты умеешь.<br> | + | Он хотел спрятать бумажный треугольник туда же, на дно ящика, под газеты. Но я возразил:<br>— Пусть будет со мной. Всегда... Если бы отпороть подкладку и зашить его прямо внутрь, в куртку, а? Я только в ней хожу... Даже сплю, когда в бараке не топят. Зашей... Ты умеешь.<br> |
| | | |
- | Олег достал ножницы, нитки с иглой и молча, проворно выполнил мою просьбу.<br>Когда я стал натягивать шапку, он остановил меня.<br>— Матери всё равно покажи то письмо... которое мы напечатали. И держись! — Он всматривался в моё лицо своими огромными, забывшими про детство глазами. — Я пойду вместе с тобой.<br>— А они? — кивнул я на двух сестёр.<br>— Позову соседку. Она остаётся с ними... иногда, в крайних случаях.<br> | + | Олег достал ножницы, нитки с иглой и молча, проворно выполнил мою просьбу.<br>Когда я стал натягивать шапку, он остановил меня.<br>— Матери всё равно покажи то письмо... которое мы напечатали. И держись! — Он всматривался в моё лицо своими огромными, забывшими про детство глазами. — Я пойду вместе с тобой.<br>— А они? — кивнул я на двух сестёр.<br>— Позову соседку. Она остаётся с ними... иногда, в крайних случаях.<br> |
| | | |
- | «Биология — женское дело», — то ли в шутку, то ли всерьёз говорил мне отец. Поэтому «мужским началом» в нашей семье он считал маму. И вдруг её сила исчезла. Тут же, на наших глазах. Она растерянно опустилась на сундук, заменявший нам стол. И стала беспомощно оглядываться, как бы прося защиты.<br>— Ничего ещё не... — пробормотал Подкидыш. Но замолчал.<br> | + | «Биология — женское дело», — то ли в шутку, то ли всерьёз говорил мне отец. Поэтому «мужским началом» в нашей семье он считал маму. И вдруг её сила исчезла. Тут же, на наших глазах. Она растерянно опустилась на сундук, заменявший нам стол. И стала беспомощно оглядываться, как бы прося защиты.<br>— Ничего ещё не... — пробормотал Подкидыш. Но замолчал.<br> |
| | | |
- | Мама не перечитывала, а долго, бесконечно, как мне казалось, смотрела на бумагу, которую мы сочиняли с Олегом. Наконец она поднялась, взяла себя в руки.<br>— А где это письмо было целых полтора месяца? — спросила она.<br>— У меня, — ответил я.<br>— Мы вместе его получали, — заверил Олег.<br>Она изучила штемпель нашего города, перевернула конверт, чтобы найти штемпель отправителя. Он был московским.<br>— А почему же тут... — начала мама.<br>— Командир воинской части написал, наверно, в Москву, в Наркомат обороны, — засеменил я словами. — А оттуда переслали. Ты же сообщила наш адрес.<br> | + | Мама не перечитывала, а долго, бесконечно, как мне казалось, смотрела на бумагу, которую мы сочиняли с Олегом. Наконец она поднялась, взяла себя в руки.<br>— А где это письмо было целых полтора месяца? — спросила она.<br>— У меня, — ответил я.<br>— Мы вместе его получали, — заверил Олег.<br>Она изучила штемпель нашего города, перевернула конверт, чтобы найти штемпель отправителя. Он был московским.<br>— А почему же тут... — начала мама.<br>— Командир воинской части написал, наверно, в Москву, в Наркомат обороны, — засеменил я словами. — А оттуда переслали. Ты же сообщила наш адрес.<br> |
| | | |
| Она осторожно уложила бумагу обратно в конверт.<br>— Я боялся тебе показать.<br>У меня заныло в животе. Я скрючился. Бумажный треугольник, зашитый в куртку, издал хрустящий звук. | | Она осторожно уложила бумагу обратно в конверт.<br>— Я боялся тебе показать.<br>У меня заныло в животе. Я скрючился. Бумажный треугольник, зашитый в куртку, издал хрустящий звук. |
| | | |
- | — Что-то мы сегодня в столовой съели, — объяснил всем Олег.<br>— Я ждала этого, — всё ещё с трудом овладевая словами, скапала мама. — Пока мы тут живём припеваючи, он, раненый... не в больнице, не в госпитале, а где-то в лесу. — Она помолчала, набралась сил.<br>— Раньше, когда он слегка простужался, я сразу укладывала его в постель. И при этом непременно посмеивалась над его мнительностью. Сама же укладывала и сама же посмеивалась... Зачем? Если бы можно было перед ним извиниться!<br>— Всё вернется, — пообещал Николай Евдокимович.<br>— Легче восстановить завод, чем здоровье одного человека, — ответила мама. И обхватила руками голову: — В лесу... Без врачей, без лекарств...<br>— В партизанских отрядах есть врачи. Там делают операции, - напомнил Подкидыш.<br>— Иногда даже пилой иль кухонным ножом. Я читала в газете... Когда это касается других, восхищаешься, а когда близких людей ужасаешься и страдаешь.<br>— Но вы же не возражаете против того, что в партизанские отряды доставляют... — снова начал Подкидыш.<br>— Из этого отряда, как вы заметили, даже нельзя писать, — перебила она. — Мы тут неплохо устроились, и нам очень легко рассуждать.<br>Николаю Евдокимовичу, и правда, убеждать её было легче, чем<br>нам с Олегом: он не видел бумажного треугольника и не знал, не мог<br>себе представить... что отца уже нет..<br>— Будем ждать. Что нам ещё остается? — сказала мама. И, заме-<br>тив на краю стола-сундука белую бутылку, спросила: — А почему ты<br>утром не пил молоко?<br>— Сейчас выпью. Может быть, и ты...<br>— Я сыта.<br>— Не возражаете, если я принесу своё? — предложил Николай Ев-<br>докимович.<br>— Зачем? — удивилась мама. — В партизанский отряд я не смогу<br>его переправить. Так что пейте: мужчинам нужно больше калорий.<br>Мама потерла виски, села на топчан, заменявший постель. А уши<br>закрыла руками. Она не плакала. Просто ей не хотелось никого ви-<br>деть и слышать.<br>Мы потихоньку вышли.<br>11<br>После смерти Подкидыша мама без конца перечитывала письмо<br>«командира воинской части», которое выстукал на машинке Олег.<br>Боялась новой потери, не зная, что она к нам... уже пришла. А в гибе-<br>ли Николая Евдокимовича продолжала винить себя...<br>— Что мне стоило перепроверить? Что стоило?<br>Иногда она кончала словами, которых никто от неё раньше не<br>слышал:<br>'— Я устала. Очень устала.<br>Мне казалась, что устала она прежде всего от мыслей: об отце, о<br>11одкидыше. А стремясь избавиться от усталости, нагружала на себя<br>неё больше и больше дел.<br>Наш барак к тому времени окружили красные коробки будущих<br>цехов. На стройке одного из них мама пропадала с рассвета и до ночи.<br>1<]й уже не приходилось встречать эшелоны, сгружать оборудование,<br>рассортировывать... Но забот прибавлялось. Домой она приходила<br>часов на шесть или семь. Укладывалась, когда радио кончало свои<br>передачи, а вставала, как только чёрный круг на стене оживал. Так<br>было изо дня в день, изо дня в день...<br>— Твоя мама уехала? — спросил меня как-то Олег. Он никогда не<br>заставал её дома.<br>— Она на стройке.<br>— И отец там. Но не всегда же...<br>— А мама всегда.<br>Город заполнялся похожими, как близнецы, корпусами, пере-<br>брался через реку, занял позиции на том берегу. Нам с мамой дали<br>носьмиметровую комнату в настоящем кирпичном доме.<br>Мы собрали все свои вещи, сложили их в бездонный сундук, обви-<br>тый железными лентами.<br>— Как я могла заставить Подкидыша тащить его? — продолжала<br>терзать себя мама. — У него было столько болезней!<br>— Ты знала о них?<br>— Конечно... Ценим, когда теряем. И жалеем, когда теряем. Гово-<br>рят: лучше поздно, чем никогда. Порой эта поговорка звучит бес-<br>смысленно. Поздно — значит, всё... Поезд ушёл. И всегда-то мы нава-<br>ливаемся на безотказность человеческую, на деликатность. Эксплуа-<br>тируем их нещадно...<br>— Ты о чём?<br>— Всё о том же.<br>Я никогда до той поры не догадывался, что душевные перегрузки<br>подтачивают здоровье гораздо сильнее, чем физические. В физичес-<br>ких мама искала спасение. И нагружала себя и нагружала...<br>Я редко встречался с нашими соседями по бараку: они затемно<br>уходили и возвращались во тьме. Но когда мы стали прощаться,<br>ндруг выяснилось, что я знал не только их надвинутые на глаза мох-<br>натые шапки, не только их валенки и полушубки, — я угадывал, сам<br>того не подозревая, их лица. И помнил глаза... Оказалось, что мы с<br>ними в этом бараке сроднились.<br>Позже я понял: война не давала людям возможности и просто-на-<br>просто времени для проявления всех своих «разнокалиберных» ка-<br>честв. На передовую позицию жизни выкатывались орудия главного<br>калибра. Ими, настигавшими врага даже из дальнего тыла, были<br>каждодневная, будничная отвага и готовность жертвовать и терпеть.<br>Люди становились чем-то похожи друг на друга. Но это не было одно-<br>образием и безликостью, а было величием...<br>Весна, лето, осень шли, как и положено, друг за другом...<br>В природе порядок не нарушался. Но отношение к временам года<br>стало иным. Я всегда обожал зиму с коньками и лыжами на Гоголев-<br>ском бульваре. Теперь же я боялся мороза, как беспощадного недру-<br>га. Но ничего в природе изменить было нельзя — и холода опять<br>наступили.<br>Каждый день начинался со сводки Информбюро. Если сводка<br>была плохой, все знали, что надо утроить усилия. А если хорошей, то<br>тем более надо утроить...<br>Мама утраивала свои усилия бесконечно. К тому же она не расста-<br>валась с письмом «командира воинской части» и не могла забыть<br>металлический трос, который бы не убил Подкидыша, если бы всё<br>вовремя «перепроверили». В конце концов она заболела... Простуди-<br>лась, потому что очередной цех начали возводить в январе сорок тре-<br>тьего, на морозе.<br>Я сразу ощутил, что наша восьмиметровая комната уж не так<br>велика. В ней поселилось третье существо — болезнь с кашлем,<br>лекарствами. Стало тесно... И очень страшно. Я вглядывался в мамино<br>лицо, а она улыбалась. Улыбка у нее была по-прежнему, «как у<br>Любови Орловой».<br>— Обыкновенной простуды испугался? Чудак! — говорила она.<br>Я попросил зайти к нам Веру Дмитриевну, поскольку Олег объяс-<br>нил мне, что старшая сестра госпиталя опытней главного врача: прак<br>тика очень большая. Она заполнила нашу комнату собой... и уверен-<br>ностью, успокоением.<br>— Воспаление лёгких. Организм истощен, конечно... Слабо сопро-<br>тивляется. Но это не смертельное ранение. И даже не тяжёлое. Уж<br>поверь мне! Мы, женщины, очень живучи. Поставим банки, горчич-<br>ники — и все как рукой снимет. Не сомневайся!<br>15<br>А в самом начале сорок четвёртого года у Олега в доме появилась<br>вдруг девушка с почты. Она жила, оказывается, в соседнем подъезде<br>и разыскала меня.<br>— Ты уже давно не приходишь. А вам вот... письмо.<br>Она протянула треугольник без марки. Пальцы её стали совсем<br>прозрачными и еще больше распухли на сгибах.<br>Я взял треугольник в руки. Уронил его... Поднял. Опустился на стул.<br>— Что с тобой? — как тогда, около двух лет назад, услышал я<br>голос девушки.<br>Это было письмо от отца.<br>Рядом стояла пишущая машинка, на которой Олег выстукал<br>сообщение «командира воинской части». И вот теперь... Это было<br>невероятно.<br>«Дорогая Катенька! Дорогой Дима! — писал отец. — Родные мои,<br>бесконечно любимые люди! Представляю, что вы из-за меня пере-<br>жили, что передумали за эти два с лишним года.<br>Расскажу сейчас только о главном. Тороплюсь, чтобы письмо<br>ушло с первым же самолётом: к годам вашего ожидания не могу доба-<br>вить ни одной лишней минуты!<br>В октябре сорок первого меня ранило. Двигаться не мог и попал в<br>плен. Про лагерь писать не буду. Это страшно, но уже позади! Мне с<br>двумя солдатами удалось наконец бежать.<br>Сейчас, когда прошло время, наш побег кажется детективной<br>историей. Но на самом деле он был предельным напряжением всех<br>сил и возможностей.<br>Попали мы к партизанам... А вчера (только вчера!) воссоедини-<br>лись с нашей армией.<br>Хожу с палкой. Меня определили пока на службу в прифронтовой<br>госпиталь.<br>Дорогие, я чувствую, что победа близка. А это значит, что мы собе-<br>рёмся, как раньше, у нас, в Гагаринском переулке. И расскажем друг<br>другу обо всём, что нам пришлось вынести. Это будет уже сброшенная<br>с плеч ноша — и поэтому она не покажется нам непосильной. О по-<br>дробностях в следующем письме. Тороплюсь... Но всё же скажу ещё<br>вот что. Какие бы я ни испытывал муки, всегда было у меня утеше-<br>ние: вы в безопасности, за вас я могу быть спокоен! Хочу узнать о каж-<br>дом прожитом вами дне! Буквально о каждом!<br>Передавайте привет Николаю Евдокимовичу. Как он живёт и<br>работает? Оберегает ли вас? Если оберегает, я буду благодарен ему до<br>конца своих дней.<br>Как замечательно, что вы, Катенька, там, в глубоком тылу.<br>Дорогая моя, скоро мы победим, чтобы никогда больше не расста-<br>ваться...»<br>* * *<br>«Екатерина Андреевна Тихомирова, — прочитал я на гранитной<br>плите, — 1904-1943».<br>Я приехал к маме, у которой не был около десяти лет. Так уж<br>случилось. Сперва я приезжал часто, а потом... всё дела, всё дела...<br>«Организм истощён. Слабо сопротивляется...»<br>Прости меня, мама.<br>ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ<br>• ПОДЕЛИМСЯ ПЕРВЫМИ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ<br>1. В какое время переносит нас автор повести «В тылу как в тылу»? Чем<br>взволновала вас рассказанная история?<br>2. Что вы думаете о самом рассказчике, от имени которого ведётся повество-<br>вание?<br>• УГЛУБИМСЯ В ТЕКСТ ПОВЕСТИ<br>3. Какой запомнил Дима свою мать, её внешний облик, отношение к близ-<br>ким и окружающим людям, к жизненным испытаниям?<br>4. Что покоряет вас в Екатерине Андреевне — в её поступках, высказыва<br>ниях о жизни, в том, как она исполняет свой материнский и граждан-<br>ский долг?<br>5. Почему каждодневные усилия тружеников тыла рассказчик назвал ве<br>личием? Как он сам разъяснил смысл употреблённой им метафоры: «На<br>передовую позицию жизни выкатывались орудия главного калибра»?<br>6. Как рассказывает взрослый Тихомиров о тех минутах, когда он мальчи<br>ком получил страшное известие об отце? По-детски ли он поступил в той<br>ситуации?<br>7. Подумайте, есть ли связь между двумя эпизодами: первым, когда, полу<br>чив ненастоящее письмо от мужа, Екатерина Андреевна с ужасом пред-<br>ставляет его в лесу без необходимой медицинской помощи, и вторым, где<br>Дима читает письмо от отца, в котором есть слова: «Как замечательно,<br>что вы, Катенька, в глубоком тылу». Как воспринимают фронт и тыл два<br>самых близких человека?<br>8. Какие жизненные уроки получил главный герой повести Дима Тихом и<br>ров? Кто в большей степени преподал их ему? Почему повесть заканчива<br>ется словами: «Прости меня, мама»?<br>9. Явился ли конец повести для вас неожиданным? Сравните его с началом<br>произведения. Чему служит этот композиционный приём?<br>Для самостоятельной работы<br>10. Составьте выборочное устное изложение с элементами рассуждения от<br>третьего лица на тему «Воспоминания сына о матери».<br>11. Отметьте в тексте повести художественные детали, которые создают<br>атмосферу сурового военного времени.<br>12. Подготовьте выразительное чтение одного из диалогов повести. Объяс-<br>ните, в чём заключалась ваша исполнительская задача.<br><br>Для будущих филологов<br>Подготовьте сообщение на тему «Роль композиции в раскрытии автор<br>ского замысла повести «В тылу как в тылу» А. Алексина».<br><br>
| + | — Что-то мы сегодня в столовой съели, — объяснил всем Олег.<br>— Я ждала этого, — всё ещё с трудом овладевая словами, скапала мама. — Пока мы тут живём припеваючи, он, раненый... не в больнице, не в госпитале, а где-то в лесу. — Она помолчала, набралась сил.<br>— Раньше, когда он слегка простужался, я сразу укладывала его в постель. И при этом непременно посмеивалась над его мнительностью. Сама же укладывала и сама же посмеивалась... Зачем? Если бы можно было перед ним извиниться!<br>— Всё вернется, — пообещал Николай Евдокимович.<br>— Легче восстановить завод, чем здоровье одного человека, — ответила мама. И обхватила руками голову: — В лесу... Без врачей, без лекарств...<br>— В партизанских отрядах есть врачи. Там делают операции, - напомнил Подкидыш.<br>— Иногда даже пилой иль кухонным ножом. Я читала в газете... Когда это касается других, восхищаешься, а когда близких людей ужасаешься и страдаешь.<br>— Но вы же не возражаете против того, что в партизанские отряды доставляют... — снова начал Подкидыш.<br>— Из этого отряда, как вы заметили, даже нельзя писать, — перебила она. — Мы тут неплохо устроились, и нам очень легко рассуждать.<br> |
| | | |
- | <br> | + | Николаю Евдокимовичу, и правда, убеждать её было легче, чем нам с Олегом: он не видел бумажного треугольника и не знал, не мог себе представить... что отца уже нет..<br>— Будем ждать. Что нам ещё остается? — сказала мама. И, заметив на краю стола-сундука белую бутылку, спросила: — А почему ты утром не пил молоко?<br>— Сейчас выпью. Может быть, и ты...<br>— Я сыта.<br>— Не возражаете, если я принесу своё? — предложил Николай Евдокимович.<br>— Зачем? — удивилась мама. — В партизанский отряд я не смогу его переправить. Так что пейте: мужчинам нужно больше калорий.<br> |
| | | |
- | ''Ciмaкoвa Л. А. Література: Підручник для 7 кл. загальноосвітніх навчальних закладів з російською мовою навчання. — К.: Вежа, 2007. 288 с.: іл. — Мова російська.''
| + | Мама потерла виски, села на топчан, заменявший постель. А уши закрыла руками. Она не плакала. Просто ей не хотелось никого видеть и слышать. Мы потихоньку вышли. |
| | | |
- | ''Прислано читателями из [[Глобальная_компьютерная_сеть_Интернет._Полные_уроки|интернет]]-сайта''<br>
| + | <br>11<br>После смерти Подкидыша мама без конца перечитывала письмо «командира воинской части», которое выстукал на машинке Олег. Боялась новой потери, не зная, что она к нам... уже пришла. А в гибели Николая Евдокимовича продолжала винить себя...<br>— Что мне стоило перепроверить? Что стоило?<br> |
| | | |
| + | Иногда она кончала словами, которых никто от неё раньше не слышал:<br>— Я устала. Очень устала.<br>Мне казалась, что устала она прежде всего от мыслей: об отце, о Подкидыше. А стремясь избавиться от усталости, нагружала на себя неё больше и больше дел. |
| | | |
| + | <br>Наш барак к тому времени окружили красные коробки будущих цехов. На стройке одного из них мама пропадала с рассвета и до ночи. Ей уже не приходилось встречать эшелоны, сгружать оборудование, рассортировывать... Но забот прибавлялось. Домой она приходила часов на шесть или семь. Укладывалась, когда радио кончало свои<br>передачи, а вставала, как только чёрный круг на стене оживал. Так было изо дня в день, изо дня в день...<br>— Твоя мама уехала? — спросил меня как-то Олег. Он никогда не заставал её дома.<br>— Она на стройке.<br>— И отец там. Но не всегда же...<br>— А мама всегда.<br> |
| + | |
| + | Город заполнялся похожими, как близнецы, корпусами, перебрался через реку, занял позиции на том берегу. Нам с мамой дали восьмиметровую комнату в настоящем кирпичном доме.<br> |
| + | |
| + | Мы собрали все свои вещи, сложили их в бездонный сундук, обвитый железными лентами.<br>— Как я могла заставить Подкидыша тащить его? — продолжала терзать себя мама. — У него было столько болезней!<br>— Ты знала о них?<br>— Конечно... Ценим, когда теряем. И жалеем, когда теряем. Говорят: лучше поздно, чем никогда. Порой эта поговорка звучит бессмысленно. Поздно — значит, всё... Поезд ушёл. И всегда-то мы наваливаемся на безотказность человеческую, на деликатность. Эксплуатируем их нещадно...<br>— Ты о чём?<br>— Всё о том же.<br> |
| + | |
| + | Я никогда до той поры не догадывался, что душевные перегрузки подтачивают здоровье гораздо сильнее, чем физические. В физических мама искала спасение. И нагружала себя и нагружала...<br> |
| + | |
| + | Я редко встречался с нашими соседями по бараку: они затемно уходили и возвращались во тьме. Но когда мы стали прощаться, вдруг выяснилось, что я знал не только их надвинутые на глаза мохнатые шапки, не только их валенки и полушубки, — я угадывал, сам того не подозревая, их лица. И помнил глаза... Оказалось, что мы с ними в этом бараке сроднились.<br> |
| + | |
| + | Позже я понял: война не давала людям возможности и просто-напросто времени для проявления всех своих «разнокалиберных» качеств. На передовую позицию жизни выкатывались орудия главного калибра. Ими, настигавшими врага даже из дальнего тыла, были каждодневная, будничная отвага и готовность жертвовать и терпеть.<br> |
| + | |
| + | Люди становились чем-то похожи друг на друга. Но это не было однообразием и безликостью, а было величием...<br>Весна, лето, осень шли, как и положено, друг за другом...<br> |
| + | |
| + | В природе порядок не нарушался. Но отношение к временам года стало иным. Я всегда обожал зиму с коньками и лыжами на Гоголевском бульваре. Теперь же я боялся мороза, как беспощадного недруга. Но ничего в природе изменить было нельзя — и холода опять наступили.<br> |
| + | |
| + | Каждый день начинался со сводки Информбюро. Если сводка была плохой, все знали, что надо утроить усилия. А если хорошей, то тем более надо утроить...<br> |
| + | |
| + | Мама утраивала свои усилия бесконечно. К тому же она не расставалась с письмом «командира воинской части» и не могла забыть металлический трос, который бы не убил Подкидыша, если бы всё вовремя «перепроверили». В конце концов она заболела... Простудилась, потому что очередной цех начали возводить в январе сорок тре-<br>тьего, на морозе.<br> |
| + | |
| + | Я сразу ощутил, что наша восьмиметровая комната уж не так велика. В ней поселилось третье существо — болезнь с кашлем, лекарствами. Стало тесно... И очень страшно. Я вглядывался в мамино лицо, а она улыбалась. Улыбка у нее была по-прежнему, «как у Любови Орловой».<br>— Обыкновенной простуды испугался? Чудак! — говорила она.<br> |
| + | |
| + | Я попросил зайти к нам Веру Дмитриевну, поскольку Олег объяснил мне, что старшая сестра госпиталя опытней главного врача: практика очень большая. Она заполнила нашу комнату собой... и уверенностью, успокоением.<br>— Воспаление лёгких. Организм истощен, конечно... Слабо сопротивляется. Но это не смертельное ранение. И даже не тяжёлое. Уж поверь мне! Мы, женщины, очень живучи. Поставим банки, горчичники — и все как рукой снимет. Не сомневайся! |
| + | |
| + | <br>15<br>А в самом начале сорок четвёртого года у Олега в доме появилась вдруг девушка с почты. Она жила, оказывается, в соседнем подъезде и разыскала меня.<br>— Ты уже давно не приходишь. А вам вот... письмо.<br> |
| + | |
| + | Она протянула треугольник без марки. Пальцы её стали совсем прозрачными и еще больше распухли на сгибах. Я взял треугольник в руки. Уронил его... Поднял. Опустился на стул.<br>— Что с тобой? — как тогда, около двух лет назад, услышал я голос девушки.<br> |
| + | |
| + | Это было письмо от отца.<br>Рядом стояла пишущая машинка, на которой Олег выстукал сообщение «командира воинской части». И вот теперь... Это было невероятно.<br> |
| + | |
| + | «Дорогая Катенька! Дорогой Дима! — писал отец. — Родные мои, бесконечно любимые люди! Представляю, что вы из-за меня пережили, что передумали за эти два с лишним года. Расскажу сейчас только о главном. Тороплюсь, чтобы письмо ушло с первым же самолётом: к годам вашего ожидания не могу добавить ни одной лишней минуты!<br> |
| + | |
| + | В октябре сорок первого меня ранило. Двигаться не мог и попал в плен. Про лагерь писать не буду. Это страшно, но уже позади! Мне с двумя солдатами удалось наконец бежать. Сейчас, когда прошло время, наш побег кажется детективной историей. Но на самом деле он был предельным напряжением всех сил и возможностей.<br> |
| + | |
| + | Попали мы к партизанам... А вчера (только вчера!) воссоединились с нашей армией.<br> |
| + | |
| + | Хожу с палкой. Меня определили пока на службу в прифронтовой госпиталь.<br> |
| + | |
| + | Дорогие, я чувствую, что победа близка. А это значит, что мы соберёмся, как раньше, у нас, в Гагаринском переулке. И расскажем друг другу обо всём, что нам пришлось вынести. Это будет уже сброшенная с плеч ноша — и поэтому она не покажется нам непосильной. О подробностях в следующем письме. Тороплюсь... Но всё же скажу ещё вот что. Какие бы я ни испытывал муки, всегда было у меня утешение: вы в безопасности, за вас я могу быть спокоен! Хочу узнать о каждом прожитом вами дне! Буквально о каждом!<br> |
| + | |
| + | Передавайте привет Николаю Евдокимовичу. Как он живёт и работает? Оберегает ли вас? Если оберегает, я буду благодарен ему до конца своих дней.<br> |
| + | |
| + | Как замечательно, что вы, Катенька, там, в глубоком тылу. Дорогая моя, скоро мы победим, чтобы никогда больше не расставаться...» |
| + | |
| + | <br>* * *<br>«Екатерина Андреевна Тихомирова, — прочитал я на гранитной плите, — 1904-1943».<br>Я приехал к маме, у которой не был около десяти лет. Так уж случилось. Сперва я приезжал часто, а потом... всё дела, всё дела... «Организм истощён. Слабо сопротивляется...»<br>Прости меня, мама. |
| + | |
| + | <br>'''Вопросы и задания''' |
| + | |
| + | '''Поделимся первыми впечатлениями'''<br>''1. В какое время переносит нас автор повести «В тылу как в тылу»? Чем взволновала вас рассказанная история?<br>2. Что вы думаете о самом рассказчике, от имени которого ведётся повествование?'' |
| + | |
| + | <br>'''Углубимся в текст повести'''<br>3. Какой запомнил Дима свою мать, её внешний облик, отношение к близким и окружающим людям, к жизненным испытаниям?<br>4. Что покоряет вас в Екатерине Андреевне — в её поступках, высказываниях о жизни, в том, как она исполняет свой материнский и гражданский долг?<br>5. Почему каждодневные усилия тружеников тыла рассказчик назвал величием? Как он сам разъяснил смысл употреблённой им метафоры: «На передовую позицию жизни выкатывались орудия главного калибра»?<br>6. Как рассказывает взрослый Тихомиров о тех минутах, когда он мальчиком получил страшное известие об отце? По-детски ли он поступил в той ситуации?<br>7. Подумайте, есть ли связь между двумя эпизодами: первым, когда, получив ненастоящее письмо от мужа, Екатерина Андреевна с ужасом представляет его в лесу без необходимой медицинской помощи, и вторым, где<br>Дима читает письмо от отца, в котором есть слова: «Как замечательно, что вы, Катенька, в глубоком тылу». Как воспринимают фронт и тыл два самых близких человека?<br>8. Какие жизненные уроки получил главный герой повести Дима Тихомиров? Кто в большей степени преподал их ему? Почему повесть заканчивается словами: «Прости меня, мама»?<br>9. Явился ли конец повести для вас неожиданным? Сравните его с началом произведения. Чему служит этот композиционный приём? |
| + | |
| + | <br>'''Для самостоятельной работы'''<br>10. Составьте выборочное устное изложение с элементами рассуждения от третьего лица на тему «Воспоминания сына о матери».<br>11. Отметьте в тексте повести художественные детали, которые создают атмосферу сурового военного времени.<br>12. Подготовьте выразительное чтение одного из диалогов повести. Объясните, в чём заключалась ваша исполнительская задача.<br><br>'''Для будущих филологов'''<br>Подготовьте сообщение на тему «Роль композиции в раскрытии авторского замысла повести «В тылу как в тылу» А. Алексина».<br><br> |
| + | |
| + | <br> |
| + | |
| + | ''Ciмaкoвa Л. А. Література: Підручник для 7 кл. загальноосвітніх навчальних закладів з російською мовою навчання. — К.: Вежа, 2007. 288 с.: іл. — Мова російська.'' |
| + | |
| + | ''Прислано читателями из [[Глобальная компьютерная сеть Интернет. Полные уроки|интернет]]-сайта''<br> |
| + | |
| + | <br> |
| | | |
| '''<u>Содержание урока</u>''' | | '''<u>Содержание урока</u>''' |
Текущая версия на 13:50, 14 декабря 2012
Гипермаркет знаний>>Литература>>Литература 7 класс>> Анатолий Георгиевич Алексин «В тылу как в тылу» (продолжение 3)
10 Пора детства не отягощена опытом и потому в мыслях и действиях своих бывает до наивности непосредственна. Она уверена, что добро должно порождать только добро и причём сразу, незамедлительно. Олег выстукал на машинке письмо, которое доказывало, что мой отец не погиб... «Вот сейчас покажу его маме, — думал я по дороге домой, — и она успокоится». Впопыхах я забыл, что письмо это могло стать желанной вестью и облегчением лишь по сравнению с истиной, о которой мама не знала. В те далёкие одиннадцать лет я любил мысленно ставить других на своё место и легко предсказывать таким образом чужие поступки, не сознавая, что на своём месте могу быть только я сам.
Я скрывал от мамы извещение, пришедшее из Москвы, но свой предстоящий разговор строил так, будто она, как и я, обо всём уже знала.
«...Легко раненный попал к партизанам, в такие места, откуда писать невозможно», — напечатал Олег. Это было радостью на фоне слов «пропал без вести». Но ведь мама этих слов не читала. Я завернул на почту. По-прежнему я заходил туда каждый день, почти каждый день девушка с прозрачными пальцами говорила мне, что найдёт другую работу. И ещё повторяла: «Треугольные письма люблю, а конвертов... боюсь. Особенно если тонкие и со штампом. Почему именно я должна их вручать? »
— Война — время писем, — сказал однажды Подкидыш. — Она всех раскидала в стороны. И люди пишут друг другу, как никогда. Разлучает, объединяет... — медленно повторил он свою старую мысль про войну.
На почте никого не было: весь город в это время работал. Увидев меня, девушка вскочила, и лицо её исчезло из окошка, скрылось за непроницаемо-матовым стеклом. Но я заметил, что рука в окошке что-то схватила со стола. А потом девушка выбежала из-за перегородки прямо ко мне. — Треугольное письмо! — возбуждённо кричала она на ходу, желая, чтоб я поскорей об этом услышал. — Треугольное... Значит, от него самого!
Я выхватил бумажный треугольник из её тонких ледяных пальцев. Торопливо развернул его... Щёки у девушки остались такими же бледными, но глаза, казалось, в то мгновение их освещали.
«Уважаемая Екатерина Андреевна, — прочитал я. — Пишет вам фронтовой друг вашего мужа Алексея Алексеевича Тихомирова. Он дал мне ваш адрес и просил, если что, сообщить. Вот я и выполняю... Муж ваш, Алексей Тихомиров, геройски сражался с врагами и остался на поле боя...» — Что с тобой? — услышал я голос девушки. — Что с тобой?!
Я вернулся к Олегу... Кузьмы Петровича уже не было. Сёстры возились за дощатым забором, окружавшим тахту. Олег прочитал... Нос его сморщился, как от яркого света. — Думай о матери, — сказал он. И больше не произнёс ни одного слова.
Он хотел спрятать бумажный треугольник туда же, на дно ящика, под газеты. Но я возразил: — Пусть будет со мной. Всегда... Если бы отпороть подкладку и зашить его прямо внутрь, в куртку, а? Я только в ней хожу... Даже сплю, когда в бараке не топят. Зашей... Ты умеешь.
Олег достал ножницы, нитки с иглой и молча, проворно выполнил мою просьбу. Когда я стал натягивать шапку, он остановил меня. — Матери всё равно покажи то письмо... которое мы напечатали. И держись! — Он всматривался в моё лицо своими огромными, забывшими про детство глазами. — Я пойду вместе с тобой. — А они? — кивнул я на двух сестёр. — Позову соседку. Она остаётся с ними... иногда, в крайних случаях.
«Биология — женское дело», — то ли в шутку, то ли всерьёз говорил мне отец. Поэтому «мужским началом» в нашей семье он считал маму. И вдруг её сила исчезла. Тут же, на наших глазах. Она растерянно опустилась на сундук, заменявший нам стол. И стала беспомощно оглядываться, как бы прося защиты. — Ничего ещё не... — пробормотал Подкидыш. Но замолчал.
Мама не перечитывала, а долго, бесконечно, как мне казалось, смотрела на бумагу, которую мы сочиняли с Олегом. Наконец она поднялась, взяла себя в руки. — А где это письмо было целых полтора месяца? — спросила она. — У меня, — ответил я. — Мы вместе его получали, — заверил Олег. Она изучила штемпель нашего города, перевернула конверт, чтобы найти штемпель отправителя. Он был московским. — А почему же тут... — начала мама. — Командир воинской части написал, наверно, в Москву, в Наркомат обороны, — засеменил я словами. — А оттуда переслали. Ты же сообщила наш адрес.
Она осторожно уложила бумагу обратно в конверт. — Я боялся тебе показать. У меня заныло в животе. Я скрючился. Бумажный треугольник, зашитый в куртку, издал хрустящий звук.
— Что-то мы сегодня в столовой съели, — объяснил всем Олег. — Я ждала этого, — всё ещё с трудом овладевая словами, скапала мама. — Пока мы тут живём припеваючи, он, раненый... не в больнице, не в госпитале, а где-то в лесу. — Она помолчала, набралась сил. — Раньше, когда он слегка простужался, я сразу укладывала его в постель. И при этом непременно посмеивалась над его мнительностью. Сама же укладывала и сама же посмеивалась... Зачем? Если бы можно было перед ним извиниться! — Всё вернется, — пообещал Николай Евдокимович. — Легче восстановить завод, чем здоровье одного человека, — ответила мама. И обхватила руками голову: — В лесу... Без врачей, без лекарств... — В партизанских отрядах есть врачи. Там делают операции, - напомнил Подкидыш. — Иногда даже пилой иль кухонным ножом. Я читала в газете... Когда это касается других, восхищаешься, а когда близких людей ужасаешься и страдаешь. — Но вы же не возражаете против того, что в партизанские отряды доставляют... — снова начал Подкидыш. — Из этого отряда, как вы заметили, даже нельзя писать, — перебила она. — Мы тут неплохо устроились, и нам очень легко рассуждать.
Николаю Евдокимовичу, и правда, убеждать её было легче, чем нам с Олегом: он не видел бумажного треугольника и не знал, не мог себе представить... что отца уже нет.. — Будем ждать. Что нам ещё остается? — сказала мама. И, заметив на краю стола-сундука белую бутылку, спросила: — А почему ты утром не пил молоко? — Сейчас выпью. Может быть, и ты... — Я сыта. — Не возражаете, если я принесу своё? — предложил Николай Евдокимович. — Зачем? — удивилась мама. — В партизанский отряд я не смогу его переправить. Так что пейте: мужчинам нужно больше калорий.
Мама потерла виски, села на топчан, заменявший постель. А уши закрыла руками. Она не плакала. Просто ей не хотелось никого видеть и слышать. Мы потихоньку вышли.
11 После смерти Подкидыша мама без конца перечитывала письмо «командира воинской части», которое выстукал на машинке Олег. Боялась новой потери, не зная, что она к нам... уже пришла. А в гибели Николая Евдокимовича продолжала винить себя... — Что мне стоило перепроверить? Что стоило?
Иногда она кончала словами, которых никто от неё раньше не слышал: — Я устала. Очень устала. Мне казалась, что устала она прежде всего от мыслей: об отце, о Подкидыше. А стремясь избавиться от усталости, нагружала на себя неё больше и больше дел.
Наш барак к тому времени окружили красные коробки будущих цехов. На стройке одного из них мама пропадала с рассвета и до ночи. Ей уже не приходилось встречать эшелоны, сгружать оборудование, рассортировывать... Но забот прибавлялось. Домой она приходила часов на шесть или семь. Укладывалась, когда радио кончало свои передачи, а вставала, как только чёрный круг на стене оживал. Так было изо дня в день, изо дня в день... — Твоя мама уехала? — спросил меня как-то Олег. Он никогда не заставал её дома. — Она на стройке. — И отец там. Но не всегда же... — А мама всегда.
Город заполнялся похожими, как близнецы, корпусами, перебрался через реку, занял позиции на том берегу. Нам с мамой дали восьмиметровую комнату в настоящем кирпичном доме.
Мы собрали все свои вещи, сложили их в бездонный сундук, обвитый железными лентами. — Как я могла заставить Подкидыша тащить его? — продолжала терзать себя мама. — У него было столько болезней! — Ты знала о них? — Конечно... Ценим, когда теряем. И жалеем, когда теряем. Говорят: лучше поздно, чем никогда. Порой эта поговорка звучит бессмысленно. Поздно — значит, всё... Поезд ушёл. И всегда-то мы наваливаемся на безотказность человеческую, на деликатность. Эксплуатируем их нещадно... — Ты о чём? — Всё о том же.
Я никогда до той поры не догадывался, что душевные перегрузки подтачивают здоровье гораздо сильнее, чем физические. В физических мама искала спасение. И нагружала себя и нагружала...
Я редко встречался с нашими соседями по бараку: они затемно уходили и возвращались во тьме. Но когда мы стали прощаться, вдруг выяснилось, что я знал не только их надвинутые на глаза мохнатые шапки, не только их валенки и полушубки, — я угадывал, сам того не подозревая, их лица. И помнил глаза... Оказалось, что мы с ними в этом бараке сроднились.
Позже я понял: война не давала людям возможности и просто-напросто времени для проявления всех своих «разнокалиберных» качеств. На передовую позицию жизни выкатывались орудия главного калибра. Ими, настигавшими врага даже из дальнего тыла, были каждодневная, будничная отвага и готовность жертвовать и терпеть.
Люди становились чем-то похожи друг на друга. Но это не было однообразием и безликостью, а было величием... Весна, лето, осень шли, как и положено, друг за другом...
В природе порядок не нарушался. Но отношение к временам года стало иным. Я всегда обожал зиму с коньками и лыжами на Гоголевском бульваре. Теперь же я боялся мороза, как беспощадного недруга. Но ничего в природе изменить было нельзя — и холода опять наступили.
Каждый день начинался со сводки Информбюро. Если сводка была плохой, все знали, что надо утроить усилия. А если хорошей, то тем более надо утроить...
Мама утраивала свои усилия бесконечно. К тому же она не расставалась с письмом «командира воинской части» и не могла забыть металлический трос, который бы не убил Подкидыша, если бы всё вовремя «перепроверили». В конце концов она заболела... Простудилась, потому что очередной цех начали возводить в январе сорок тре- тьего, на морозе.
Я сразу ощутил, что наша восьмиметровая комната уж не так велика. В ней поселилось третье существо — болезнь с кашлем, лекарствами. Стало тесно... И очень страшно. Я вглядывался в мамино лицо, а она улыбалась. Улыбка у нее была по-прежнему, «как у Любови Орловой». — Обыкновенной простуды испугался? Чудак! — говорила она.
Я попросил зайти к нам Веру Дмитриевну, поскольку Олег объяснил мне, что старшая сестра госпиталя опытней главного врача: практика очень большая. Она заполнила нашу комнату собой... и уверенностью, успокоением. — Воспаление лёгких. Организм истощен, конечно... Слабо сопротивляется. Но это не смертельное ранение. И даже не тяжёлое. Уж поверь мне! Мы, женщины, очень живучи. Поставим банки, горчичники — и все как рукой снимет. Не сомневайся!
15 А в самом начале сорок четвёртого года у Олега в доме появилась вдруг девушка с почты. Она жила, оказывается, в соседнем подъезде и разыскала меня. — Ты уже давно не приходишь. А вам вот... письмо.
Она протянула треугольник без марки. Пальцы её стали совсем прозрачными и еще больше распухли на сгибах. Я взял треугольник в руки. Уронил его... Поднял. Опустился на стул. — Что с тобой? — как тогда, около двух лет назад, услышал я голос девушки.
Это было письмо от отца. Рядом стояла пишущая машинка, на которой Олег выстукал сообщение «командира воинской части». И вот теперь... Это было невероятно.
«Дорогая Катенька! Дорогой Дима! — писал отец. — Родные мои, бесконечно любимые люди! Представляю, что вы из-за меня пережили, что передумали за эти два с лишним года. Расскажу сейчас только о главном. Тороплюсь, чтобы письмо ушло с первым же самолётом: к годам вашего ожидания не могу добавить ни одной лишней минуты!
В октябре сорок первого меня ранило. Двигаться не мог и попал в плен. Про лагерь писать не буду. Это страшно, но уже позади! Мне с двумя солдатами удалось наконец бежать. Сейчас, когда прошло время, наш побег кажется детективной историей. Но на самом деле он был предельным напряжением всех сил и возможностей.
Попали мы к партизанам... А вчера (только вчера!) воссоединились с нашей армией.
Хожу с палкой. Меня определили пока на службу в прифронтовой госпиталь.
Дорогие, я чувствую, что победа близка. А это значит, что мы соберёмся, как раньше, у нас, в Гагаринском переулке. И расскажем друг другу обо всём, что нам пришлось вынести. Это будет уже сброшенная с плеч ноша — и поэтому она не покажется нам непосильной. О подробностях в следующем письме. Тороплюсь... Но всё же скажу ещё вот что. Какие бы я ни испытывал муки, всегда было у меня утешение: вы в безопасности, за вас я могу быть спокоен! Хочу узнать о каждом прожитом вами дне! Буквально о каждом!
Передавайте привет Николаю Евдокимовичу. Как он живёт и работает? Оберегает ли вас? Если оберегает, я буду благодарен ему до конца своих дней.
Как замечательно, что вы, Катенька, там, в глубоком тылу. Дорогая моя, скоро мы победим, чтобы никогда больше не расставаться...»
* * * «Екатерина Андреевна Тихомирова, — прочитал я на гранитной плите, — 1904-1943». Я приехал к маме, у которой не был около десяти лет. Так уж случилось. Сперва я приезжал часто, а потом... всё дела, всё дела... «Организм истощён. Слабо сопротивляется...» Прости меня, мама.
Вопросы и задания
Поделимся первыми впечатлениями 1. В какое время переносит нас автор повести «В тылу как в тылу»? Чем взволновала вас рассказанная история? 2. Что вы думаете о самом рассказчике, от имени которого ведётся повествование?
Углубимся в текст повести 3. Какой запомнил Дима свою мать, её внешний облик, отношение к близким и окружающим людям, к жизненным испытаниям? 4. Что покоряет вас в Екатерине Андреевне — в её поступках, высказываниях о жизни, в том, как она исполняет свой материнский и гражданский долг? 5. Почему каждодневные усилия тружеников тыла рассказчик назвал величием? Как он сам разъяснил смысл употреблённой им метафоры: «На передовую позицию жизни выкатывались орудия главного калибра»? 6. Как рассказывает взрослый Тихомиров о тех минутах, когда он мальчиком получил страшное известие об отце? По-детски ли он поступил в той ситуации? 7. Подумайте, есть ли связь между двумя эпизодами: первым, когда, получив ненастоящее письмо от мужа, Екатерина Андреевна с ужасом представляет его в лесу без необходимой медицинской помощи, и вторым, где Дима читает письмо от отца, в котором есть слова: «Как замечательно, что вы, Катенька, в глубоком тылу». Как воспринимают фронт и тыл два самых близких человека? 8. Какие жизненные уроки получил главный герой повести Дима Тихомиров? Кто в большей степени преподал их ему? Почему повесть заканчивается словами: «Прости меня, мама»? 9. Явился ли конец повести для вас неожиданным? Сравните его с началом произведения. Чему служит этот композиционный приём?
Для самостоятельной работы 10. Составьте выборочное устное изложение с элементами рассуждения от третьего лица на тему «Воспоминания сына о матери». 11. Отметьте в тексте повести художественные детали, которые создают атмосферу сурового военного времени. 12. Подготовьте выразительное чтение одного из диалогов повести. Объясните, в чём заключалась ваша исполнительская задача.
Для будущих филологов Подготовьте сообщение на тему «Роль композиции в раскрытии авторского замысла повести «В тылу как в тылу» А. Алексина».
Ciмaкoвa Л. А. Література: Підручник для 7 кл. загальноосвітніх навчальних закладів з російською мовою навчання. — К.: Вежа, 2007. 288 с.: іл. — Мова російська.
Прислано читателями из интернет-сайта
Содержание урока
конспект урока и опорный каркас
презентация урока
интерактивные технологии
акселеративные методы обучения
Практика
тесты, тестирование онлайн
задачи и упражнения
домашние задания
практикумы и тренинги
вопросы для дискуссий в классе
Иллюстрации
видео- и аудиоматериалы
фотографии, картинки
графики, таблицы, схемы
комиксы, притчи, поговорки, кроссворды, анекдоты, приколы, цитаты
Дополнения
рефераты
шпаргалки
фишки для любознательных
статьи (МАН)
литература основная и дополнительная
словарь терминов
Совершенствование учебников и уроков
исправление ошибок в учебнике
замена устаревших знаний новыми
Только для учителей
календарные планы
учебные программы
методические рекомендации
обсуждения
Идеальные уроки-кейсы
Если у вас есть исправления или предложения к данному уроку, напишите нам.
Если вы хотите увидеть другие корректировки и пожелания к урокам, смотрите здесь - Образовательный форум.
|